Журнал

ВВП № 101

Главная тема: От стабилизации к росту

Точка зрения: «Экономическую идеологию необходимо менять»


По методикам, принятым международными институтами, доход ниже 60 % медианного уровня – это доход бедности. В России к этой категории относятся 25–30 миллионов человек. эта «зона» растет за счет того, что в нее возвращаются те, кто в 2000-е годы пополнил ряды среднего класса

Михаил Ремизов, политолог, публицист, президент Института национальной стратегии



Спустя два года после экономических шоков 2014-го можно констатировать: обвального падения ВВП, гиперинфляции и паники на рынках удалось избежать. Это важный результат, и его можно записать в актив, тем более что настроения в конце 2014 – начале 2015 гг. в коридорах власти (я имею в виду экономический блок правительства) были близки к паническим.

Тем не менее радоваться особо нечему. Если в следующем году динамика ВВП будет около нуля, это все равно снижение, учитывая факторы амортизации, особенности статистики и среднемировые темпы роста, которые заметно выше. То есть мы консервируем свою отсталость без особого понимания, что с этим делать. Сейчас форсируется разработка программы Алексея Кудрина, но верить в то, что Кудрин способен предложить работающую концепцию экономического роста, могут только искренние поклонники бывшего вице-премьера. Его мышление сковывает сама методология, она не приспособлена к решению подобных задач, и вся та логика, которую Кудрин многократно повторяет (сдерживание инфляции приведет к удешевлению кредита, а удешевление кредита приведет к инвестиционному буму), не работала прежде и не будет работать в дальнейшем. Кроме того, движущей силой той экономической модели, которая подразумевается нашим финансово-экономическим блоком, являлись иностранные инвестиции, а они могут прийти только вслед за внутренним инвестиционным бумом, но внутренний бум требует другой денежно-кредитной, промышленной и внешнеторговой политики.

Так и образом, в сфере экономики удалось избежать худшего, но я пока не вижу особых поводов надеяться на лучшее. Если брать послание президента Федеральному собранию, можно отметить две истории успеха – это агропромышленный и оборонно-промышленный комплексы, где, вопреки «заветам кудриномики», в основе принимаемых мер была стимулирующая промышленная политика, протекционизм и государственный инвестиционный спрос. Здесь мы действительно видим реальные темпы роста, создание или воссоздание целых отраслей, которые прежде считались очень проблемными. Это наглядный пример того, что государственная промышленная политика дает положительный эффект там, где действительно применяется. Понятно, что ее применение в других секторах по аналогии, к примеру, с сельхозмашиностроением, тоже демонстрирующим впечатляющий рост, потребует больших финансовых ресурсов. А эти ресурсы смогут воспроизводиться государством лишь при смене концепции денежно-кредитной политики, что в свою очередь потребует смены состава финансово-экономического блока и изменения экономической идеологии правительства.

К определенным успехам можно отнести и экзистенциальный эксперимент по реализации государственной промышленной политики в отдельных секторах, что обеспечило действительно впечатляющие темпы роста – существенно выше средних по экономике. Одним из элементов этой политики был протекционизм. Протекционизм – наш единственный шанс на создание промышленности в тех секторах, где есть внутренний рынок – он должен служить не единственным ориентиром, но якорем. Без опоры на этот «якорный рынок» обрабатывающий комплекс, к примеру, развиваться не будет.

Если говорить о социальной сфере, мы опять же избежали худшего, но пока не можем надеяться на лучшее и все равно сползаем в определенную структурную деградацию. Худшее – это невыполнение государством своих социальных обязательств. Государство всячески подчеркивает, что оно их сохраняет, – и не врет. Но при этом мы видим существенное падение реальных доходов населения на протяжении довольно длительного времени. Мы видим усугубление проблемы бедности. Мы видим, что за кризис приходится расплачиваться нижним и средним слоям. Высокая социальная поляризация, которая была у нас и в период экономического роста, в период кризиса воспринимается гораздо болезненнее и действительно угрожает, скажем так, здоровью общества.

Сейчас есть риск того, что достижения 2000-х годов, когда состав среднего класса пополнился бюджетниками, а общество благодаря этому стало более здоровым и сбалансированным, будут нивелированы. Это «ядро» вновь начинает таять, люди уходят из среднего класса в «достойную бедность». Есть и те, кто и прежде относился к категории «бедного населения», причем не по методикам нашего Росстата, а по методикам, принятым международными институтами, когда доход ниже 60 % медианного уровня – это доход бедности. В России к этой категории относятся 25–30 миллионов человек. Эта «зона» растет и расширяется за счет того, что в нее возвращаются те, кто в 2000-е годы поднялся наверх и пополнил ряды среднего класса.

Это одна из самых тревожных тенденций на будущее. Правительственная идеология подразумевает сокращение потребления, что на практике оборачивается именно сокращением потребления среди беднейших слоев, которые, в свою очередь, формируют основу внутреннего рынка как базы для отечественной обрабатывающей промышленности. Сокращение этой базы одинаково плохо и с социальной, и с экономической точки зрения. И пока я, увы, не вижу аргументированной, обоснованной, выраженной в планах и проектах надежды на лучшее.
В таких условиях остается только интересоваться внешней политикой, там все гораздо живее. Налицо глубокая трансформация Запада, связанная с внутренними и внешними вызовами. Среди этих вызовов – рост Китая, который стал тревожить промышленных лидеров западного мира, новые тенденции в энергетике и машиностроении, которые благоприятствуют реиндустриализации западных стран. В энергетике удешевляется сырье, а новые технологии в машиностроении способны вернуть конкурентоспособность дорогой рабочей силы даже в европейских социальных государствах, потому как подразумевают высокий уровень автоматизации процессов и максимальную близость производства к потребителю. Концепция «глобальных фабрик» постепенно уходит в прошлое. Этот процесс будет продолжаться еще долго, тем не менее он уже наметился – отсюда и новый протекционизм.

Далее в списке вызовов и факторов трансформации идет блок этнокультурных, цивилизационных противоречий, связанных с иммиграцией и угрозой исламизма. За ним – рост недоверия к наднациональным структурам (таким как Брюссель) и транснациональным корпорациям, которые конфигурируют мир в своих интересах. Все это создает повестку «нового антиглобализма», которая сильно влияет на политические ландшафты западных государств и создает новую общественно-политическую реальность, которая пока только заявляет о себе.

России это, безусловно, дает новые возможности, поскольку устраняет эффект «антироссийского фронта». Сама Россия начинает восприниматься скорее не по принципу «Россия против Запада», а в контексте внутренних расколов и разломов самого западного мира. Приход к власти Дональда Трампа – это и вызов, и возможность. Возможность – потому как реалистический диалог о взаимных интересах и балансе сил, к которому призывала Москва, становится реальностью. Вызов – потому что не до конца понятно, насколько мы сами готовы к такому разговору. Начиная с вопроса о том, действительно ли наш комплексно-силовой потенциал достаточен для того, чтобы установить приемлемый для нас баланс, и заканчивая вопросом, какова, собственно, наша реальная переговорная повестка в отношениях с Соединенными Штатами. В последнее время мы в отношениях с США привыкли к практике взаимных риторических уколов и выпадов, риторических же заявочных позиций. Это не наша вина, но это может стать нашей проблемой.

Именно сейчас нужно активно перестраиваться в плане внутренней работы – аналитической и политической – для формирования реальной повестки отношений. Немножко огрубляя, можно это сформулировать так: «Что мы хотим от США? Что они хотят от нас? Какие шаги навстречу мы готовы сделать и в обмен на что?» В противном случае наша позитивная повестка сведется к призыву отмены санкций, что, в общем-то, смешно, потому как и до введения санкций наши отношения оставляли желать лучшего. Получается абсолютно неприемлемая уступка: сначала они ввели санкции, потом мы со своей стороны сделали шаги навстречу, а они в ответ отменили санкции. Если позволить говорить с собой на таком языке, то политика «кнута и пряника» не потребуется, достаточно будет одной политики «кнута». Поэтому подготовка козырей, аргументов, продуманной переговорной позиции для реалистического разговора с Западом – это основной вызов во внешней политике среди задач на будущий год.


Вернуться